Неточные совпадения
— Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание
факта — не ответ. Что ж делать, ты мне скажи, что делать? Жена стареется, а ты полн
жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
Да и что такое эти все, все муки прошлого! Всё, даже преступление его, даже приговор и ссылка казались ему теперь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся
фактом. Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила
жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.
Отвечая на них, он проговорил три четверти часа, беспрестанно прерываемый и переспрашиваемый, и успел передать все главнейшие и необходимейшие
факты, какие только знал из последнего года
жизни Родиона Романовича, заключив обстоятельным рассказом о болезни его.
Вместо попыток разъяснения его душевного настроения и вообще всей внутренней его
жизни стояли одни
факты, то есть собственные слова его, подробные известия о состоянии его здоровья, чего он пожелал тогда-то при свидании, о чем попросил ее, что поручил ей, и прочее.
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в
жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому
факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Ошеломленный убийством министра как
фактом, который неизбежно осложнит, спутает
жизнь, Самгин еще не решил, как ему нужно говорить об этом
факте с Лютовым, который бесил его неестественным, почти циничным оживлением и странным, упрекающим тоном.
Фактами такого рода Иван Дронов был богат, как еж иглами; он сообщал, кто из студентов подал просьбу о возвращении в университет, кто и почему пьянствует, он знал все плохое и пошлое, что делали люди, и охотно обогащал Самгина своим «знанием
жизни».
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на
фактах, но для того, чтоб не считаться с
фактами. В конце концов
жизнь творят не бунтовщики, а те, кто в эпохи смут накопляют силы для
жизни мирной. Придя домой, он записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
А вообще Самгин незаметно для себя стал воспринимать
факты политической
жизни очень странно: ему казалось, что все, о чем тревожно пишут газеты, совершалось уже в прошлом. Он не пытался объяснить себе, почему это так? Марина поколебала это его настроение. Как-то, после делового разговора, она сказала...
Клим Иванович Самгин легко и утешительно думал не об искусстве, но о
жизни, сквозь которую он шел ничего не теряя, а, напротив, все более приобретая уверенность, что его путь не только правилен, но и героичен, но не умел или не хотел — может быть, даже опасался — вскрывать внутренний смысл
фактов, искать в них единства.
— Говорить можно только о
фактах, эпизодах, но они — еще не я, — начал он тихо и осторожно. —
Жизнь — бесконечный ряд глупых, пошлых, а в общем все-таки драматических эпизодов, — они вторгаются насильственно, волнуют, отягощают память ненужным грузом, и человек, загроможденный, подавленный ими, перестает чувствовать себя, свое сущее, воспринимает
жизнь как боль…
Самгин слушал его невнимательно, думая: конечно, хорошо бы увидеть Бердникова на скамье подсудимых в качестве подстрекателя к убийству! Думал о гостях, как легко подчиняются они толчкам
жизни, влиянию
фактов, идей. Насколько он выше и независимее, чем они и вообще — люди, воспринимающие идеи,
факты ненормально, болезненно.
Интересна была она своим знанием веселой
жизни людей «большого света», офицеров гвардии, крупных бюрократов, банкиров. Она обладала неиссякаемым количеством
фактов, анекдотов, сплетен и рассказывала все это с насмешливостью бывшей прислуги богатых господ, — прислуги, которая сама разбогатела и вспоминает о дураках.
О рабочем классе Клим Иванович Самгин думал почти так же мало, как о
жизни различных племен, входивших в состав империи, — эти племена изредка напоминали о себе такими
фактами, каково было «Андижанское восстание», о рабочих думалось, разумеется, чаще — каждый раз, когда их расстреливали.
Мысль о переезде тревожила его несколько более. Это было свежее, позднейшее несчастье; но в успокоительном духе Обломова и для этого
факта наступала уже история. Хотя он смутно и предвидел неизбежность переезда, тем более, что тут вмешался Тарантьев, но он мысленно отдалял это тревожное событие своей
жизни хоть на неделю, и вот уже выиграна целая неделя спокойствия!
Он, с огнем опытности в руках, пускался в лабиринт ее ума, характера и каждый день открывал и изучал все новые черты и
факты, и все не видел дна, только с удивлением и тревогой следил, как ее ум требует ежедневно насущного хлеба, как душа ее не умолкает, все просит опыта и
жизни.
Я не нашел нужным скрывать и, почти в раздражении на Версилова, передал все о вчерашнем письме к нему Катерины Николаевны и об эффекте письма, то есть о воскресении его в новую
жизнь. К удивлению моему,
факт письма ее нимало не удивил, и я догадался, что она уже о нем знала.
Первый
факт можно объяснить или тем, что Привалов навсегда покончил свою веселую
жизнь с Блянш и Сюзет и намеревается посвятить себя мудрой экономии, или тем, что он хотел показать себя для первого раза оригиналом, или же, наконец, тем, что он думал сделать себе маленькое incognito.
Дорогая тень любимого человека стояла за каждым
фактом, за каждым малейшим проявлением вседневной
жизни и требовала строгого отчета.
Факт этот истинный, и надо думать, что в нашей русской
жизни, в два или три последние поколения, таких или однородных с ним
фактов происходило немало.
Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем? Что сделал он такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение
фактов его
жизни?
— Конечно, мой милый. Мы говорили, отчего до сих пор
факты истории так противоречат выводу, который слишком вероятен по наблюдениям над частною
жизнью и над устройством организма. Женщина играла до сих пор такую ничтожную роль в умственной
жизни потому, что господство насилия отнимало у ней и средства к развитию, и мотивы стремиться к развитию. Это объяснение достаточное. Но вот другой такой же случай. По размеру физической силы, организм женщины гораздо слабее; но ведь организм ее крепче, — да?
— Да, но ведь я говорил только для примера, я брал круглые цифры, напамять. Однако же характер заключения тот самый, как я говорю. Статистика уже показала, что женский организм крепче, — ты читала выводы только из таблицы продолжительности
жизни. Но если к статистическим
фактам прибавить физиологические, разница выйдет еще гораздо больше.
— Говорите о финансах, но не говорите о нравственности, я могу принять это за личность, я вам уже сказал это в комитете. Если же вы будете продолжать, я… я не вызову вас на дуэль (Тьер улыбнулся). Нет, мне мало вашей смерти, этим ничего не докажешь. Я предложу вам другой бой. Здесь, с этой трибуны, я расскажу всю мою
жизнь,
факт за
фактом, каждый может мне напомнить, если я что-нибудь забуду или пропущу. И потом пусть расскажет свою
жизнь мой противник!
Без естественных наук нет спасения современному человеку, без этой здоровой пищи, без этого строгого воспитания мысли
фактами, без этой близости к окружающей нас
жизни, без смирения перед ее независимостью — где-нибудь в душе остается монашеская келья и в ней мистическое зерно, которое может разлиться темной водой по всему разумению.
Рассказывали почти чудовищные
факты из ее помещичьей практики и нечто совсем фантастическое об ее семейной
жизни.
Прибавлю одно: крайне возмутительным
фактом являлась гаремная
жизнь и вообще неопрятные взгляды на взаимные отношения полов.
Между
фактами моей
жизни и книгой о них будет лежать акт познания, который меня более всего и интересует.
Но двусмысленность и неосновательность такого рода оценок, обнаружилась тем
фактом, что «идеалистическая», порвавшая с интеллигентским позитивизмом, группа, основавшая журнал «Вопросы
жизни», активно участвовала в Союзе освобождения и в петербургском комитете Союза встречалась с теми самыми представителями интеллигенции, которые обвиняли «идеалистов» в реакционности.
Изолированные
факты отдельной
жизни сами по себе далеко не определяют и не уясняют душевного роста. То, что разлито кругом, что проникает одним общим тоном многоголосый хор
жизни, невольно, незаметно просачивается в каждую душу и заливает ее, подхватывает, уносит своим потоком. Оглядываясь назад, можно отметить вехами только начало наводнения… Потом это уже сплошное, ровное течение, в котором давно исчезли первые отдельные ручьи.
Факт вырос в
жизни, как в лесу вырастает или сохнет дерево…
Кантианство — явление неизмеримо более глубокое и страшное,
факт самой
жизни, самого бытия.
Все
факты земной человеческой истории имеют единственную и неповторимую важность;
жизнь каждого человека на земле есть момент абсолютного бытия, и другого такого момента не будет уже дано для дела спасения.
Поверхностному, безрелигиозному взгляду на
жизнь представляется самым важным, единственно важным
факт страдания.
Это —
факты, истины
жизни.
Воскресение Христа есть единственный абсолютно разумный
факт мировой
жизни; в победе
жизни над смертью, правды над злом есть Разум, Смысл.
Таким образом, совершенно ясным становится значение художнической деятельности в ряду других отправлений общественной
жизни: образы, созданные художником, собирая в себе, как в фокусе,
факты действительной
жизни, весьма много способствуют составлению и распространению между людьми правильных понятий о вещах.
Гораздо полезнее их были те, которые внесли в общее сознание несколько скрывавшихся прежде или не совсем ясных
фактов из
жизни или из мира искусства как воспроизведения
жизни.
Читатели, соображаясь с своими собственными наблюдениями над
жизнью и с своими понятиями о праве, нравственности и требованиях природы человеческой, могут решить сами — как то, справедливы ли наши суждения, так и то, какое значение имеют жизненные
факты, извлекаемые нами из комедий Островского.
Критика должна сказать: «Вот лица и явления, выводимые автором; вот сюжет пьесы; а вот смысл, какой, по нашему мнению, имеют жизненные
факты, изображаемые художником, и вот степень их значения в общественной
жизни».
При этом мыслитель — или, говоря проще, человек рассуждающий — пользуется как действительными
фактами и теми образами, которые воспроизведены из
жизни искусством художника.
— О, это так! — вскричал князь. — Эта мысль и меня поражала, и даже недавно. Я знаю одно истинное убийство за часы, оно уже теперь в газетах. Пусть бы выдумал это сочинитель, — знатоки народной
жизни и критики тотчас же крикнули бы, что это невероятно; а прочтя в газетах как
факт, вы чувствуете, что из таких-то именно
фактов поучаетесь русской действительности. Вы это прекрасно заметили, генерал! — с жаром закончил князь, ужасно обрадовавшись, что мог ускользнуть от явной краски в лице.
Но главное в том, что мысль эта укрепилась до точного и всеобщего убеждения только в последние годы
жизни Павлищева, когда все испугались за завещание и когда первоначальные
факты были забыты, а справки невозможны.
По этим свидетельствам и опять-таки по подтверждению матушки вашей выходит, что полюбил он вас потому преимущественно, что вы имели в детстве вид косноязычного, вид калеки, вид жалкого, несчастного ребенка (а у Павлищева, как я вывел по точным доказательствам, была всю
жизнь какая-то особая нежная склонность ко всему угнетенному и природой обиженному, особенно в детях, —
факт, по моему убеждению, чрезвычайно важный для нашего дела).
— Цели Марфы Посадницы узки, — крикнул Бычков. — Что ж, она стояла за вольности новгородские, ну и что ж такое? Что ж такое государство? — фикция. Аристократическая выдумка и ничего больше, а свобода отношений есть
факт естественной
жизни. Наша задача и задача наших женщин шире. Мы прежде всех разовьем свободу отношений. Какое право неразделимости? Женщина не может быть собственностью. Она родится свободною: с каких же пор она делается собственностью другого?
Была ли это действительно его история или произведение фантазии, родившееся во время его одинокой
жизни в нашем доме, которому он и сам начал верить от частого повторения, или он только украсил фантастическими
фактами действительные события своей
жизни — не решил еще я до сих пор.
— Напротив! — отвечал ему совершенно серьезно Марьеновский. — Наши уголовные законы весьма недурны, но что такое закон?.. Это есть формула, под которую не могут же подойти все случаи
жизни:
жизнь слишком разнообразна и извилиста; кроме того, один и тот же
факт может иметь тысячу оттенков и тысячу разных причин; поэтому-то и нужно, чтобы всякий случай обсудила общественная совесть или выборные из общества, то есть присяжные.
— Нет, не встретится, если я уеду в деревню на год, на два, на три… Госпожа, которая жила здесь со мной, теперь, вероятно, уже овдовела, следовательно, совершенно свободна. Будем мы с ней жить в дружеских отношениях, что нисколько не станет меня отвлекать от моих занятий, и сверх того у меня перед глазами будет для наблюдения деревенская и провинциальная
жизнь, и, таким образом, открывается масса свободного времени и масса
фактов!
А для прародителя даже
фактов не существовало: до такой степени все в его
жизни было естественно, цельно, плавно и невинно.
В газете наряду со сценами из народного быта печатались исторические и бытовые романы, лирические и юмористические стихи, но главное внимание в ней уделялось
фактам и событиям повседневной московской
жизни, что на газетном языке называлось репортажем.